Начинается «великая миграция леммингов». Детишки собирают ранцы и едут грызть гранит науки. Дачный сезон подошел к концу, период отпусков закончился, а это значит, что, надышавшись чистым, подмосковным воздухом, доев все свои шашлыки и заработав радикулит на грядках, московские жители, загорелые и посвежевшие, тронутся в путь домой.
Но до города доедут далеко не все. Забив до отказа багажник седана или фургона различными закатками, сушеными грибами, свежевыкопанной картошкой, а также распихав по сиденьям всех своих ненаглядных чад, бабушек-дедушек, жен-любовниц и пьяного тестя, человек вдруг неожиданно выяснит, что посадочных мест больше нет, и пространство до того забито, что не влезет и листик бумаги.
И тут сразу вспомнится, что и у деда обострилась астма от кошачьей шерсти, да и вообще, надоела эта кошка по ночам орать и грызть бегонию… Вспомнится, что на Кропоткинской совершенно негде выгуливать собаку, да и времени на это совершенно нет, что московская квартира, за которую еще платить ипотеку тысячу лет, страдает от собачьих когтей и кошачьих лужиц.
И, приняв коллективное решение, наполненное поддельной грустью и крокодиловыми слезами, высыпав остатки корма прямо на землю (на первое время), люди оставят своего «некогда любимого» питомца на полный произвол судьбы, а легкие укоры совести окончательно замолкнут по мере приближения к МКАДу. А дальше все забудется, как дурной сон, и жизнь войдет в привычное русло.
Все Подмосковье в сентябре-октябре наполнится бродячими собаками и кошками, с которых холодные осенние дожди еще не до конца смыли прежний лоск домашней жизни. Живые существа, которых подло предали, напрочь лишив надежды на жизнь… Сотни если не тысячи собак будут бегать в каком-то пароксизме отчаяния за любой проезжающей мимо машиной в надежде на то, что это нелепая случайность, что их просто потеряли, забыли по запарке, и сейчас их ищут, и любимый хозяин выйдет из машины, почешет за ухом, и все будет как прежде. Лабрадоры, немецкие овчарки, шпицы, йоркширские терьеры — многие породы, ставшие в одну секунду беспризорниками с волчьим билетом в Никуда.
А еще будут кошки, трясущиеся от холода по подъездам и подвалам. Размазанные по автострадам тела животных, которых не приметил сонный дальнобойщик. Унылое, депрессивное зрелище.
А я буду приходить на работу, и на ступеньках меня будут ждать закрытые коробки и ящики, содержимое которых мне известно и без вскрытия. Собаки, привязанные за поводок к решетке. Кто-то трусливый под покровом ночи не сможет бросить просто так, он переложит ответственность на меня и на других врачей. И, дай бог, кто-то возьмет, кто-то захочет забрать. И тогда очень немногие но найдут себе новых хозяев.
Однажды, 2 года назад, у моей двери оставили такую «посылку» в виде борзой. В это невозможно поверить, но отказались даже от невероятно красивой и дорогой собаки. А судьба у всех будет примерно одинаковой. Кого не доконает голод — доконает холод. Или болезни. Или бампер машины. Пуля охотника.
Собаки будут сбиваться в стаи, нападать на прохожих, а значит, приедет группа в камуфляжных костюмах, и ранним утром по пустым, безлюдным улицам будет раскатываться эхо одиночных хлопков. Эти ребята бьют без промаха, поверьте, а, главное, их не в чем упрекнуть. Они просто выполняют свою работу.
Кто-то поиграл чужой жизнью, и он предатель и убийца, и не важно, чем он руководствовался. Мы ответственны за тех, кого приручили. Мы обязаны это помнить. Убийство может быть и без выстрела. Без стилета. И уже не важно, кто сделает последний выстрел. Убийца — тот, кто предал. И я уверен, тот Цербер, что стоит на страже в воротах преисподней, будет очень походить на того пса, которого ты однажды предал, обрекая на верную смерть.
Ветеринарный врач Иван Малышев
